Неточные совпадения
Пространство, время, все категории познания, все
законы логики суть свойства самого
бытия, а не субъекта, не мышления, как думает большая часть гносеологических направлений.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности
бытия дана нам до всех категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения субъекта объекту; она переживается вне времени и пространства, вне
законов логики, вне этого мира, данного рациональному сознанию.
Законы логики — болезнь
бытия, вызывающая в мышлении неспособность вместить полноту.
Пытались разгадать тайну познания гносеологическим анализом субъекта и его элементов, тщательным отделением субъекта от
бытия, выделением «мышления» в замкнутую и самостоятельную область, живущую по своему
закону.
Бытие заболело: все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все стало пространственным, т. е. ограниченным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все стало ограниченным и относительным, подчиненным
законам логики.
Время, пространство, материя,
законы логики — все это не состояния субъекта, а состояния самого
бытия, но болезненные.
Страдание христианских святых было активно, а не пассивно: они бросали вызов
законам природы, они побеждали самые сильные страдания мира, так как находили источник высшего
бытия, перед которым всякое страдание ничтожно.
Пространственность, временность, материальность, железная закономерность и ограниченность
законами логики всего мира, являющегося нам в «опыте», вовсе не есть результат насилия, которое субъект производит над
бытием, навязывая ему «свои» категории, это — состояние, в котором находится само
бытие.
Ни философия позитивная, ни философия критическая не в силах понять происхождения и значения времени и пространства,
законов логики и всех категорий, так как исходит не из первичного
бытия, с которым даны непосредственные пути сообщения, а из вторичного, больного уже сознания, не выходит из субъективности вширь, на свежий воздух.
Царство науки и научности есть ограниченная сфера «патологического» знания; ее
законам подведомственна не безграничность
бытия, а лишь состояние этого
бытия в данной плоскости.
Вера в Троичность есть вера в иной мир, в здоровое, неограниченное
бытие, которое не связано ни
законом тождества, ни
законом исключения третьего.
Мы мыслим по
законам логики потому, что живем в данных формах
бытия.
«Если истина есть не копия действительности, не символическое воспроизведение ее и не явление ее, сообразное с
законами познавательной деятельности, а сама действительность в дифференцированной форме, то критерием истины может быть только наличность самой познаваемой действительности, наличность познаваемого
бытия в акте знания.
Законы логики — свойства самого
бытия, они даны в самой действительности, а не привносятся субъектом.
Содержа в себе всю полноту
бытия, абсолютное не подчиняется
законам противоречия и исключенного третьего не в том смысле, чтобы оно отменяло их, а в том смысле, что они не имеют никакого отношения к абсолютному, подобно тому как теоремы геометрии не отменяются этикой, но не имеют никакого применения к ней».
В чуде возвращается разум и смысл, осуществляется высшее назначение
бытия, а вот умирание по
законам природы неразумно и бессмысленно, отрицает назначение
бытия.
Вся языческая полнота жизни, так соблазняющая многих и в наше время, не есть зло и не подлежит уничтожению; все это богатство
бытия должно быть завоевано окончательно, и недостаточность и ложь язычества в том и заключалась, что оно не могло отвоевать и утвердить
бытие, что
закон тления губил мир и язычество беспомощно перед ним останавливалось.
Творение, в силу присущей ему свободы, свободы избрания пути, отпало от Творца, от абсолютного источника
бытия и пошло путем природным, натуральным; оно распалось на части, и все части попали в рабство друг к другу, подчинились
закону тления, так как источник вечной жизни отдалился и потерялся.
Абсолютный центр и смысл
бытия был потерян еще раньше; этого центра и смысла не было в ложном объективизме, капитулировавшем перед необходимостью, преклонившимся пред
законом природы вместо
закона Божьего, подменившим
бытие призрачной феноменальностью.
Как жалок, напротив, кто не умеет и боится быть с собою, кто бежит от самого себя и всюду ищет общества, чуждого ума и духа…» Подумаешь, мыслитель какой-нибудь открывает новые
законы строения мира или
бытия человеческого, а то просто влюбленный!
— Гроб, предстоящий взорам нашим, братья, изображает тление и смерть, печальные предметы, напоминающие нам гибельные следы падения человека, предназначенного в первобытном состоянии своем к наслаждению непрестанным
бытием и сохранившим даже доселе сие желание; но, на горе нам, истинная жизнь, вдунутая в мир, поглощена смертию, и ныне влачимая нами жизнь представляет борение и дисгармонию, следовательно, состояние насильственное и несогласное с великим предопределением человека, а потому смерть и тление сделались непременным
законом, которому все мы, а равно и натура вся, должны подвергнуться, дабы могли мы быть возвращены в первоначальное свое благородство и достоинство.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного
закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их
бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Елена. Ну, конечно! Посмели бы вы! Корень первый — а может, и не первый —
закон достаточного основания бывания… бывание — это материя в формах… вот я — материя, принявшая — не без основания — форму женщины… но зато — без всякого уже основания — лишенная
бытия.
Бытие — вечно, а материя в формах — побывает на земле и — фьюить! Верно?
В науке истина, облеченная не в вещественное тело, а в логический организм, живая архитектоникой диалектического развития, а не эпопеей временного
бытия; в ней
закон — мысль исторгнутая, спасенная от бурь существования, от возмущений внешних и случайных; в ней раздается симфония сфер небесных, и каждый звук ее имеет в себе вечность, потому что в нем была необходимость, потому что случайный стон временного не достигает так высоко.
— Я, — мол, — хоть не вижу, но чувствую, и не о
бытии его спрашиваю, а — как понять
законы, по коим строится им жизнь?
Академия Художеств существовала в России едва ли не одним именем; Екатерина даровала ей истинное
бытие,
законы и права, взяв ее под личное Свое покровительство, в совершенной независимости от всех других властей; основала при ней воспитательное училище, ободряла таланты юных художников; посылала их в отчизну Искусства, вникать в красоты его среди величественных остатков древности, там, где самый воздух вливает, кажется, в грудь чувство изящного, ибо оно есть чувство народное; где Рафаэль, ученик древних, превзошел своих учителей, и где Микель Анджело один сравнялся с ними во всех Искусствах.
Во Христе заключается не только высшая и единственная норма долженствования для человека, но и
закон человеческого
бытия, хотя это и раскроется лишь в конце нашего зона, на Страшном Суде.
Тем, что для άπειρον полагается πέρας и из укона создается меон, установляется и различение свободы и необходимости: отрицательная свобода пустоты связывается гранями
бытия, которые образуют для него
закон, как внутреннюю необходимость.
Мир не создается актом творения, он происходит из Единого, как бы изливаясь из божественной полноты подобно свету из солнца; он есть эманация [Эманация (позднелат. emanatio — истечение, исхождение) — термин античной философии, обозначающий исхождение низших областей
бытия из высших.] божества, подчиненная «
закону убывающего совершенства» (Целлер).
Рассудок оказывается неспособен сделать вполне для себя имманентным
бытие, подчинив его
законам своего мышления, — между ними и
бытием обнаруживается несоответствие, которое и находит свое выражение в антиномиях.
Первозданному человеку
законом целомудренного
бытия, силою которого он воссоединял в себе весь мир, становясь царем его, была любовь к Небесному Отцу, требовавшая от него детски доверчивого, любовного послушания.
Мир идей, идеальное все, актуально содержащееся в Софии, для мира тварного существует не только как основа или причинность (в вышеуказанном смысле), но и как норма, предельное задание,
закон жизни, аристотелевская энтелехия в отношении к потенциальному состоянию
бытия.
Однако
закон непрерывности и непротиворечивости дискурсивного мышления имеет силу лишь в его собственном русле, а не там, где разум обращается на свои собственные основы, корни мысли и
бытия, причем вскрываются для него непреодолимые, а вместе и неустранимые антиномии, которые все же должны быть им до конца осознаны.
Т. 2. С. 337–495.], ибо здесь, очевидно, есть внутреннее противоречие в самой постановке задачи: соображениями относительными, основанными на
законе причинности и анализе причинных рядов, утверждается
бытие абсолютного, возвышающегося над относительным и свободного от причинности.
Но какой смысл имеет это при сопоставлении того, что происходит во времени и осуществляется мировым творчеством, как задача и внутренний
закон жизни, и того, что выше времени и самого
бытия?
Так изначально определились внутренние двигатели философии: примат свободы над
бытием, духа над природой, субъекта над объектом, личности над универсально-общим, творчества над эволюцией, дуализма над монизмом, любви над
законом.
Если понять это как
закон, то этот евангельский призыв невыполним, он безумен для этики
закона, он предполагает иной, благодатный порядок
бытия.
Евангельская этика основана на
бытии, а не на норме, она жизнь предпочитает
закону.
Страдание есть глубочайшая сущность
бытия, основной
закон всякой жизни.
В
законе добро откалывается от
бытия и не может изменить
бытие.
Искупление соединяет добро и
бытие, преодолевает разрыв, установленный
законом как последствием греха, оно есть вхождение сущего добра в самые недра
бытия.
[Любовь однополая онтологически осуждена тем, что в ней не достигается андрогинная целостность, разорванная половина остается в своей стихии, не приобщается к полярной ей стихии, т. е. нарушается
закон полярности
бытия.]
Все ограничительные дилеммы формальной логики являются лишь приспособленным отражением ограничительных дилемм данной мировой необходимости [Зависимость
законов логики от состояния
бытия по-своему хорошо раскрывает Н. Лосский в книге «Обоснование интуитивизма».].
Закон сохранения энергии материализм понимает как отрицание творчества, как консерватизм
бытия.
Да! никто не помешает: ее ангела-хранителя уж нет; сумасшедшая мать сидит в яме. Что ей мать? У ней в мире никого нет, кроме него; он один для нее все —
закон, родство, природа, начало и конец, альфа и омега ее
бытия, все, все.
В государстве нет творчества нового
бытия, а есть лишь послушание
закону погруженных в грех, придавленных грехом.
И видно будет, что творчество «культуры» было подменой творчества «
бытия» в эпоху
закона и искупления, когда творческие силы человека были еще подавлены.
Вы поторопились, мой друг, вы страшно поторопились, вы забыли меня спросить кое о чем, и кое-что я сказал бы вам; я сказал бы вам, что как над тем, что вы зовете жизнью и
бытием, так и над тем, что вы называете небытием и смертью, одинаково царит всесильный
Закон.